Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катон сломал печать, развернул свиток и начал читать. Чего именно ждать, он не знал, а потому был удивлен и даже тронут тем нежным посланием, которое Пульхерий адресовал своим матери и старшей сестре, арендующей небольшой надел в Кампанье. Им центурион оставлял все свое лагерное имущество, а также немалые сбережения, которыми заведовал некий аргентарий на Форуме. Несомненно, сумма эта скопилась за счет его тайных, не вполне праведных трудов. Впрочем, те две женщины абсолютно в этом не виноваты и будут счастливы принять благополучие, которое им обеспечит наследство от Пульхерия. Так что его матери он коротко отписал, что ее сын-де погиб в бою, не упоминая при этом о неблаговидной стороне его состояния. Также префект сообщил, как ей разыскать аргентария, после чего написал указание Метеллу распродать вещи Пульхерия с молотка и вырученную сумму присовокупить к его деньгам. Покончив с этим, он взялся за следующее завещание.
На город опускался сумрак, когда с едой на подносе и кувшинчиком разбавленного вина возвратился Метелл. Все это он составил на угол стола, а сам, закрыв окно от вечернего холода, занялся разжиганием светильников.
– Господин, там к тебе женщина. Я сказал ей подождать снаружи твоего жилья.
Катон опустил стилус и поднял глаза.
– Кто она?
– Говорит, что звать ее Петронелла и что ее к тебе послал сенатор Семпроний.
– Хорошо, проведи ее сюда.
Метелл кивнул и вышел. Через минуту он вернулся и жестом указал няне войти в таблинум, а сам закрыл за ней дверь. Петронелла приблизилась к столу и смиренно опустила голову. Через плечо у нее была перекинута увесистая сума, которую она упихала себе за спину.
– Хозяин приветствует тебя и спрашивает, ждать ли ему и твоему сыну тебя к ужину.
– Сегодня никак, – Катон со вздохом указал на горку из свитков. – Много работы. Передай ему мои извинения и скажи, что я надеюсь быть у него в доме завтра вечером.
– Слушаю, господин.
– Это всё?
Она кивнула.
– Хорошо. Тогда можешь идти. Хотя постой. Уже темнеет. Я пошлю с тобой двоих, проводить до дома.
– Не надо, господин. Я справлюсь. Храбр должен быть разбойник, что решится на меня наброситься.
Петронелла и в самом деле была женщиной крепкой, а жизнь в Риме весьма умудрила ее. В том числе и как вести себя на улицах. Но в эти дни город напоминал буквально кипящий котел, и лучше было принять меры предосторожности, особенно после того, как стемнело.
– Ишь ты какая, – сказал Катон с улыбкой. – Тогда ты благополучно проводи моих людей до своего дома. А потом уж они сами, на свой страх и риск, вернутся в лагерь.
– Да не надо, господин. Я настаиваю. Не хочу быть никому обузой.
Утомленный этим препирательством, Катон просто махнул рукой.
– Делай как хочешь. Только уж иди, пожалуйста, пока небо не до конца стемнело.
Когда за Петронеллой закрылась дверь, он лишь пожал плечами на такое безрассудное упрямство и вновь возвратился к разбору завещаний.
* * *
Оставив жилье префекта, обратно в дом сенатора Петронелла, однако, не пошла, а вместо этого направилась к казарме, занятой Первой центурией, в нижнем этаже на отдалении. Жилье центуриона было куда скромней, чем у командира когорты: комнатка под спальню, каморка под кухню и кладовку, где под полками лежал тюфячок для раба, и таблинум, который центурион делил с единственным писарем. Последний как раз был на месте – и, оценив взглядом дородную фигуру, округлое лицо, смоляные волосы, черные глаза и полные губы, вмиг прикинул по простецкой одежде ее статус и двинулся на приступ.
– Чем могу служить, о звезда моих очей?
– Я вообще-то к центуриону Макрону.
– Правда? – Писарь был не в силах скрыть разочарования. – У себя он, в комнате. Вон туда.
Поднявшись с табурета, он жестом пригласил гостью следовать за собой по узкому короткому проходу между кухней и центурионовой комнаткой. В конце коридора писарь все-таки предпринял еще одну попытку.
– А может, выпьем потом винца?
– Не получится. Мне домой надо.
– Жаль… Тогда, может, в другой раз?
Гостья строптиво поджала губы, и писарь с унылым вздохом постучал в дверь.
– Ну, что там еще? – сердито гаркнул из своей комнаты Макрон.
Писарь отворил дверь и шагнул в сторону, приглашая гостью зайти. Макрон сидел на краю кровати, втирая воск в кожу с фалерами. При виде столь неожиданной визитерши брови у него изумленно поползли вверх. Петронелла зарделась и смущенно переступила через порог, передвинув между тем суму со спины на живот.
– Прошу прощения, господин. Я тут просто принесла кое-что… из дома сенатора.
Через ее плечо Макрон видел, как писарь оглядывает его гостью со спины и расплывается в завистливо-одобрительной улыбке.
– Ты чего там встал? – командно прикрикнул на него центурион. – А ну, иди свои дела делай!
Писарь улетучился, оставив Макрона и его гостью неловко смотреть друг на друга. Однако не прошло и минуты, как Петронелла подошла к столику, на котором стояла нехитрая столовая утварь, и начала выгружать содержимое своей сумы – колбасы, холодных жареных цыплят, три небольших, но затейливо плетенных хлеба и целый набор сладких пирожков. В глазах Макрона зажглись огоньки вожделения, а женщина все это время ворковала:
– Прошлой ночью ты, господин, казался таким оголодавшим… А у нас там уйма всего осталась, вот я и подумала: как же они там, на солдатских-то своих харчах? Ну и решила принести хоть что-нибудь… в смысле, подкрепиться.
Макрон поглядел на нее с лукавым любопытством.
– Ты пришла из дома сенатора только затем, чтобы принести мне все это?
– Да нет же, господин! Сюда я пришла передать сообщение для господина Катона, но подумала: захвачу-ка что-нибудь и его товарищу, а то он оголодал совсем. Вот так как-то… Не хотела, конечно, навязываться, – произнесла она озабоченно.
– Да что ты! Какая ж это навязчивость. – Макрон, встав и приблизившись, восхищенно озирал дары. – По мне, так если б ты приносила это почаще да побольше, я вообще был бы твой, весь как есть.
Петронелла улыбнулась, но вместо ответных слов прикусила губу. После секундной паузы она метнулась к прикроватной табуретке Макрона и поставила ее возле стола.
– Вот. Садись, господин, кушай. Может, где-нибудь есть вино? Скажи, я принесу.
Макрон, как мог, скрывал свое блаженство.
– Есть, на кухне. Принеси кувшин и две кружки.
Она с нарочитым испугом всплеснула руками:
– Две? Ой, мне никак нельзя…
– Это отчего же? Я настаиваю. Да и мне с такой едой одному не управиться, нужна помощь.